Судьба Запада в свете «Заката Европы» Освальда Шпенглера
Коновалов В.В.
«Северный архив» (г.Ярославль)
Культуры, по Шпенглеру, самобытны, несопоставимы и как следствие равноценны в своей несравнимости (aliens). Они могут быть подвергнуты только морфологическому анализу, т.е. сравнивать их внешние проявления невозможно, а исключительно только внутренние структуры: «Шпенглеру приходится становиться
на путь предельной формализации культурных эпох, заниматься однотипной формализацией, структурные «срезы» целиком переносить из тысячелетия в тысячелетие, равно применять одну и туже «хронологическую таблицу» к Индии и к Западной Европе, к Греции и к Китаю». [6, с. 60]
Т.е. несмотря на принципиальную уникальность, неповторимость каждой культуры в основе их всех лежит один и тот же непроговариваемый Шпенглером механизм, но фиксируемый им на эмпирическом уровне (т.к. все культуры предшествующие европейской, по его мнению, погибли), обязывающий их проходить одни и те же стадии развития. «Диалектика развития каждой культуры, полагает Шпенглер, сводится к прохождению культурно-историческим единством тех стадий, которые в своем развитии проходит живой организм: детство, юность, зрелость, увядание. Неминуемость и закономерное наступление, чередование этих стадий делает периоды развития всех культур абсолютно тождественными, длительность фаз и срок существования самой культуры — отмеренными, нерушимыми. Исходя из этого, Шпенглер создает своеобразную концепцию «одновременности» явлений, отделенных промежутками в тысячелетия; для обозначения этой «одновременности» Шпенглер, твердо придерживающийся органицистских теорий и применяющий к развитию общества понятия, заимствованные из биологии, использует термин «гомология»».
[6, с. 20-21]
Уместно задать вопрос: насколько подобный подход соответствовал действительности и есть ли какие-нибудь отличия у западноевропейской культуры от своих предшественниц ? Н.Я.Данилевский, например, в своей знаменитой работе «Россия и Европа« наивно признавался: «Если культурно-исторический тип Европы должен составлять исключение из этого общего характера, то надо указать причины такого единственного в своем роде исключения, а мы их, признаться не видим». [2, с.171] Шпенглер тоже не увидел причины такого исключения. Наоборот, он всю силу, всю мощь своего интеллекта потратил на доказательство того, что никаких различий между современной ему Европой и древними цивилизациями не существовало, а, следовательно, Европа просто обречена разделить их судьбу. Шпенглер рассматривал все тенденции так называемого периода цивилизации как свидетельствующие о деградации ее экономики, социальных отношений, но в первую очередь культуры.
Чего же не заметили Данилевский и Шпенглер, чуть ли не дословное совпадение позиций которых очевидно ? Сущей мелочи: смены типа хозяйствования. «Известный ученый-востоковед В. П. Илюшечкин в своих трудах доказал, что социально-экономический и политический строй социальных организмов Европы, Азии и Северной Африки в древности, в Средние века, а также в Новое время основывался на одной и той же ступени развития производительных сил – земледелии, скотоводстве и ручном ремесле, хотя и то, и другое, и третье претерпели значительную
эволюцию с момента их появления». [3, с. 21-33]
В Европе XIX века произошел промышленный переворот на базе использования парового двигателя и преобладание получила машинная индустрия. Традиционный тип ведения хозяйства начал постепенно трансформироваться в техногенный. Конечно, можно возразить, особенно имея в виду Шпенглера, для которого период цивилизации в эволюции культуры и означал господство техники, что это характерно для всех культур. В своей менее известной широкой публике работе более позднего времени «Человек и техника» Шпенглер писал: «В действительности техника принадлежит древнейшим временам. Она не является и какой-то исторической особенностью, будучи чем-то чудовищно всеобщим. Она простирается за пределы человека, назад, к жизни животных, а именно, всех животных. В отличие от растений, к жизненному типу животных принадлежит свободное передвижение в пространстве, относительная самопроизвольность и независимость от всей остальной природы, а тем самым и необходимость себя ей противопоставлять, чтобы наделять свой вид смыслом, содержанием, и превосходством. Значение техники установимо только исходя из души». [11] Да и Данилевский неоднократно настаивал на том, что Европа достигла своего технического процветания за счет духовного оскудения народов.
Что же такого особенного было в этом техническом прогрессе по сравнению с предыдущими цивилизациями, что позволяет нам говорить о возникновении принципиально иного типа общества — техногенного общества ? Традиционные общества осваивали в первую очередь наиболее подходящие для жизни природные объекты — реки ( «великие речные цивилизации» ( Египет, Месопотамия, Китай, Индия )), морское побережье ( «великие морские цивилизации» ( Финикия, Греция )), степь ( «великие степные цивилизации» ( гунны, монголы )), горы. И от специфики природного объекта ( «месторазвития» в терминологии евразийцев, к которым, кстати, примыкал и Н.С. Трубецкой ) зависели особенности культуры того или иного этноса. Зависимость человека от природы делала его жизнь понятной и предсказуемой. Человек примерно представлял, чего можно ждать от природы, приспособился к ее цикличности и даже отчасти к периодически повторяющимся стихийным бедствиям и неурожаям. Преодоление влияния природы на базе машинной индустрии означало обретение свободы и одновременно «потерю почвы». Те же евразийцы, например, категорически возражали против изменения социокода народа. Неслучайно в России сторонников традиционализма называли «почвенники». Шпенглер увидел этот процесс, но в негативном плане, и осмыслил его как «отчуждение человека от природы». [6, с. 15]
Но Европа не только сменила тип хозяйства с традиционного на машинное, что естественно было известно Шпенглеру. У этого процесса было еще одно следствие. А именно преодоление обществом влияния географического фактора, как одной из форм зависимости человека от природы. Сейчас человек может освоить практически любой ландшафт на Земле. Конечно это преодоление зависимости не полное, природа часто до сих пор напоминает о себе, и все же. Но повышение производительности труда в сельском хозяйстве и создание автономных источников энергии, независимых от природных носителей ( воды, ветра, животных и т.д. ) сделало человеческое общество свободным от влияния географического фактора, который и лежал в основе культурной дивергенции (разнообразия) ранних культур. Морфологическая повторяемость явлений культуры («гомологические множества» Шпенглера ) это и есть проявление природных закономерностей в адаптационных механизмах человеческого общества: «Идея «повторяемости», и следовательно «равнозначности», обращена к Европе: множество культур повторяют, показывают гибнущей Европе ее судьбу. Главная тема — необратимость исторического времени; «эквивалентность культур» — это в шпенглеровском контексте прежде всего негативная «эквивалентность«, суть которой можно выразить словами: от судьбы не уйти.» [6, с. 26]
Сходную релятивисткую позицию по отношению к прогрессу занимал и Н.С.Трубецкой, который писал в статье «Мы и другие»: «Осознав это и не веруя в универсальность и безотносительную ценность европейской культуры и не признавая общеобязательности «законов мирового прогресса«, надо прежде всего искать для политических вопросов новую культурно-историческую базу». [8, с. 351] Фактически для Н.С. Трубецкого, как и для Н.Я.Данилевского и О.Шпенглера, критика теории прогресса являлась защитной реакцией традиционного общества на наступление техногенного. Вот что писал Н.С.Трубецкой о процессе унификации и об уничтожении «многоцветья», многообразия культур: это «попытка человеческими руками разрушить ее ( «сложную гармоничность» — В.К. ), заменить естественное органическое единство живых ярко индивидуальных культур механическим единством безличной общечеловеческой культуры, не оставляющей места проявлениям индивидуальности и убогой в своей абстрактной отвлеченности, явно противоестественна, богопротивна и кощунственна.» [7, с. 335] Заметим, что Трубецкой, в отличи от Шпенглера, не был связан идеей «гомологических множеств», а, следовательно, рассматривал каждое проявление культуры как строго индивидуальное. Но в свете идеи о преодолении человеком влияния географического фактора «универсальность и безотносительная ценность европейской культуры» становится очевидной, так как «многоцветье» и есть проявление этой зависимости. Как и Шпенглер, увидевший в преодолении влияния географического фактора только негативное отчуждение человека от природы, Трубецкой увидел в унификации культур, только уничтожение разнообразия явлений культуры. Но ведь одновременно уничтожаются и социокультурные и ментальные барьеры, препятствующие диалогу между людьми. Шпенглер писал: «Таким образом падают претензии высшего мышления на отыскание всеобщих и вечных истин. Истины существуют только по отношению к определенному человечеству. Согласно этому и сама эта философия представляет собой выражение западной души, в отличии от античной или индийской, притом только в ее цивилизованной стадии. Таким образом определяется ее содержание как мировоззрения, ее практическое значение и область ее применения». [10, с. 88] Но для Шпенглера существовало не только несколько философий, но и несколько математик! Понятно, что в таких условиях любая позитивная коммуникация людей разных культур крайне затруднена.
Следовательно, Шпенглер принял за закат западноевропейской культуры расцвет техногенного общества. Конечно, нисходящая линия западноевропейской культуры присутствовала ( «отступающая Европа» ), именно из нее и черпал Шпенглер аргументы в пользу «заката». Но существовала и восходящая линия развития, которую Шпенглер или игнорировал, или стремился представить как деградацию.
Насколько он был прав в этом своем подходе? Новая французская историческая школа в свое время выдвинула очень креативную идею «длительной временной протяженности» ( «старый режим», Ancien Regime ). Она характеризует как раз особенности организации производства на базе традиционного хозяйства, в первую очередь крестьянский мир. Но развитие капитализма и, особенно, переход к машинной индустрии потребовал изменения этой традиции. Фернан Бродель писал: «Любая длительная временная протяженность когда-нибудь ломается – никогда единым махом и никогда вся целиком, но появляются разрывы». [1, С.249] Это значит, что процесс слома «длительной временной протяженности» занимает значительное время, распадается на несколько этапов и происходит в ходе борьбы нового со старым. Насколько радикальны эти преобразования? Согласно теории стадий экономического роста Уолтера Ростоу слом «длительной временной протяженности» растянулся на три основных этапа: 1) «переходное общество» — период создания предпосылок «сдвига»; 2) период «промышленной революции»; 3) стадия «зрелости» — индустриальное общество. [5, С. 301]
А что происходит в области культуры и ментальности? Известный неомарксист Ю.И.Семенов в своей работе «Философия истории» отмечал: «Качественно изменяясь, превращаясь из феодальных в капиталистические, социоисторические организмы в то же время сохранялись в качестве особых единиц исторического развития». [4] В переводе с марксистского на русский это означает, что после так называемых буржуазных революций, ознаменовавших переход от традиционного общества к техногенному, англичанин остался англичанином, а француз — французом, и т.д.
Главная методологическая ошибка Шпенглера, следовательно, может быть сформулирована следующим образом: он принял непрерывность нации за непрерывность культуры (в шпенглеровском понимании этого слова). Но в Европе произошел разрыв постепенности («длительной временной протяженности») и традиционное общество стало постепенно трансформироваться в техногенное при одновременном сохранении культурной и национальной преемственности. Значит вопреки Хейзинге [9] мы можем смело сказать: Europe est mort, vive Europe !
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:
1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV- XVIII вв.: [В 3 т.] / Пер. с фр. Л.Е. Куббеля. – М.: Прогресс, 1986. – т. 2. Игры обмена. – 1988. – 632 с.
2. Данилевский Н.Я. Россия и Европа / Сост., послесловие и комментарии С.А. Вайгачева. – М.: Книга, 1991. – 574 с.
3. Селезнев А.М. Проблемы стадиальности всемирно-исторического процесса // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. т.6. 2003. С. 21-33.
4. Семенов Ю.И. Философия истории // http://scepsis.ru/library/id_1065.html
5. Современная западная социология: Словарь. — М.: Политиздат, 1990. — 432 с.
6. Тавризян Г.М. О. Шпенглер, Й. Хейзинга: две концепции кризиса культуры. – М.: Искусство, 1988. – 272 с.
7. Трубецкой Н.С. Вавилонская башня и смешение языков. ( с. 327-338 ) – Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. / Сост. В.М. Живова; Вступ.
ст. Н.И.Толстого и Л.Н. Гумилева. – М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. – 800 с.
8. Трубецкой Н.С. Мы и другие. ( с. 349-361 ) – Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. / Сост. В.М. Живова; Вступ. ст. Н.И. Толстого и
Л.Н.Гумилева. – М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. – 800 с.
9. Хейзинга Й. В тени завтрашнего дня // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Heizin/index.php
10. Шпенглер О. Закат Европы / Авт. вступ. статьи А.П. Дубнов, авт. комментариев Ю.П. Бубенков и А.П. Дубнов. – Новосибирск: ВО «Наука».
Сибирская издательская фирма, 1993. – 592с.
11. Шпенглер О. Человек и техника // http://rudocs.exdat.com/docs/index-169143.html